Сейчас вообще-то осень, "октябрь уж наступил" и прочее, а весна — в Южном полушарии, но, судя по воскресным событиям на северо-востоке Пиренейского полуострова, политика одерживает верх над традиционной сменой сезонов.

Первого октября Испания получила "пиренейскую весну", то есть сумбур с массовым мордобоем и неясными последствиями. Чем это кончится, никто не понимает, и комментарии к событиям в Барселоне в основном сводятся к словам псалмопевца: "Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?"

Тем более что сформулировать свое отношение к сепаратистскому выступлению (оно же — борьба за независимость Каталонии) пока не в состоянии как пикейные жилеты, так и великие державы. События слишком быстро пошли вразнос, и сторонние субъекты оказались просто не готовы к такой скорости. Ведь даже для того, чтобы понять проистекающие от событий выгоды и невыгоды, а значит, и решить, чью сторону — Мадрида или Барселоны — имеет смысл держать, нужно какое-то время. А этого времени ни у кого не было.

Но проблема не только в том, что король Филипп VI круто взялся за дело — почти как его венценосный тезка Филипп II, тоже не миндальничавший с мятежниками. Но еще и в том, что никто не ждал такой решимости даже не лично от короля и его первого министра, но от самой испанской политической системы. Говоря нынешним языком, сторонние интересанты явили институциональный подход, то есть строили свой прогноз на том, что в Испании давно уже сформированы современные европейские демократические институты, отнюдь не предполагающие решения вопросов путем столь ожесточенного "винтилова" и "месилова", причем с неясным исходом. Все думали — да и основания для этого имелись, — что нынешняя Испания, подобно другим западноевропейским странам, есть довольно расслабленная демократия, тогда как 1 октября мадридское правительство повело себя что твоя злейшая автократия. Это не в плане осуждения или восхваления, а в смысле общего недоумения. Все оказались сюрпризированы.

Если бы случившееся 1 октября в Испании было уникальным эксцессом на фоне общей благостности западной политики, можно было бы сказать языком партийного пропагандиста: "Это, товарищи, единичный случай". Конь о четырех ногах, и тот спотыкается, тем более Филипп VI, — а в остальном наблюдается пророченный философом Фукуямой "конец истории".

Беда в том, что испанские события не слишком выбиваются из общей тенденции. Сбои все учащаются — вплоть до такого колоссального, как избрание президентом США Трампа, и все, что за этим последовало. А последовала очевидная хаотизация всей американской политической системы. Назвать это "концом истории" в оптимистическом фукуямовском смысле решительно невозможно — скорее уж несколько более мрачном изначальном значении этого выражения.

С самим-то фукуямовским учением вроде бы даже разобрались. И сам Фукуяма объявил, что погорячился, и его учение, как неприличный случай в благородном семействе, вовсе перестали поминать. Но гордыня-то на сердце осталась.

И поэтому осталось убеждение "у нас это никогда не может случиться", потому что нас хранит своим покровом великая сила демократии. Когда же "это" все-таки случается, причем все чаще, каждый раз сперва является недоумение — как будто в первый раз, а затем фантастические объяснения. Собственно, как раз отсюда появились "русские хакеры", своей неодолимой мощью превышающие даже троцкистско-зиновьевских извергов, происками которых в конце 30-х объяснились все явления природы и общественной жизни.

Пока что "пиренейская весна", похоже, развивается по обычному сценарию. Никто не хотел уступать, проповеди о великой ценности компромисса напрочь забыты обеими сторонами, два железнодорожных состава идут по одной колее лоб в лоб, а во всем виноват бес, он же русский хакер.

Максим Соколов, для РИА Новости